Совместный "ужин. Подарок (кинжал)
• GM_O: Вопреки состоянию, во сне Крой видел что-то теплое, нежное, приятное. Кажется, белый песок, море, дикий пляж… и солнце. Солнце, на которое сейчас Крой как будто не имел права. Оно не грело, обманывало, а потом и вовсе ускользнуло, скатилось за горизонт, оставив Кроя в темноте со странными птицами и размытыми пейзажами. Что снится художнику? Не знаю, друзья. Разное. Но из дрёмы Мэлроя вырвал крик с улицы: кто-то кого-то чуть не переехал и разразилась брань. В комнате было холодно, темно, и только в одном месте был лунный свет, рвал фосфорически-белым квадратом мрак стены. И в квадрате этом в какой-то странной нерешительности застыл знакомый силуэт. Свет доходил лишь до носа, глаз уже не было видно, а снизу терялась часть бедра. Тени ветвей деревьев, как паутина, набрасывалась поверх неживого, скрывающего руки за спиной. Казалось, он пытался спрятаться в тенях и избежать обнаружения, потому как стоило Крою открыть глаза, было некое смазанное движение в сторону, едва заметное и разом прекратившееся. Потом зазвучал глухой удар каблука сапог, и представитель кровожадной расы отступил от стены, частично выйдя на свет. Какое-то… болезненное, лихорадочное состояние у него было. Он как будто… болел? Подобравшись к кровати Кроя, неживой никак не мог распустить руки и показать, что было за спиной. Он стоял и смотрел на человека сверху-вниз, понимая, что слова как-то излишне… с его стороны. Та же униформа, коротко остриженные волосы, маскировка, словом. И молчит. Тоже как всегда. Зато как оживилась Ода! Как потянулась она к демону, который уничтожал разум и тело её сосуда! Как радостно она льнула к адепту Хаоса и как ждала от него хоть чего-нибудь… И отчего-то тревожилась. Что-то… не так!
Крой: Снотворное с каждым разом помогало все меньше. Засыпать приходилось по несколько часов. Все это время он ворочился в кровати, пытался считать, сбивался, злился еще больше и начинал сначала. Один раз Мэлрой вскочил на ноги, оделся устремился к выходу. Почти… Пальцы со всей силы сдавили дверную ручку, раздался грохот с которым он вдарил по деревяшке, стирая кожу в кровь. Боль тоже не помогала. Он ее не замечал. Но все равно остался в комнате, вернувшись в кровать. Заснуть удалось где-то к полуночи. Покой, спокойные картинки – единственное счастье, крохи блаженства, отдыха, когда ты просто не чувствуешь себя. И что? Его лишили и этого! Какие твари на улице устроили кипишь, заставив раскрыть глаза. Ничего не видя перед собой, художник дотянулся до кружки, стоявшей на тумбе, поднял ее, осознавая что она пуста и вышвырнул в стену, заставляя разлететься ошметки заваренной травы.
Крой: Глаза художник закрыл вновь, тяжело дыша. Надеялся снова уснуть? Смешно. Оживление Оды не осталось незамеченным, вынуждая вглядеться хаосита во тьму. Выдох было слышно, но он… не казался довольным, или облегченным. Он был… странным. Нервным? Возможно. Мэлрой несколько секунд щурился, следя за тем, как неживая приближается. Приподнялся слегка, оторвав голову от подушки, слушал… Оду и усмехнулся, падая назад. – Смелее. – Чуть слышно выдохнул художник и увел взгляд во тьму потолка. О чем он?
• GM_O: Смелость, чтобы… убить? К чему Крой мертвеца подначивал? Вампир осел где-то в ногах Мэлроя, перенёс руки на колени. В них что-то блеснуло. Очень тускло. Не приглядишься – не заметишь. Зато почувствуешь… Холодные (просто до ужаса) пальцы тронули руку художника, вкладывая в неё предмет, до того находящийся за спиной. Взгляд неживого застыл на творении искусного кузнеца. Он отнял руки, когда диковинная рукоять оружия легла в ладонь юноше. Изогнутый у основания рукояти кинжал, спрятанный в легких серых, с металлическим отблеском ножнах. Красивое оружие. Редкое. Необычное. Наточенное особым камнем. Хранящее внутри себя Хаос. А какая рукоять! На неё и взирало создание ночи, любуясь. Стройный ряд одинаковых черепов, сидящих друг на друге, уходил к самому навершию в виде такого же черепа, только крупнее. Из правой глазницы навершия вылезала змея и огибала спиралью все черепа вплоть до крестовины, а из левой – ствол розы с листьями и редкими бутонами, растение так же, как и змея, обвивало рукоять. В руку легко ляжет. Ладонь хозяина не повредит. Отдав опасное, зачарованное Хаосом оружие, неживой взглянул, наконец, на юношу – на его лицо, в его глаза, причем с вызовом и излишне жёстко, пожалуй. Тихо раздалось следующее: – Смелее. – О чём он? Может, о том же, о чём и Крой?
Крой: А он и не приглядывался. Глаза никак не привыкали ко тьме, он и не пытался, едва замечая очертания потолочных досок. Ему настолько хреново, в спасенье вот оно – рядом. Но как всегда далеко. Он настолько отчаялся, что даже не пытается дотянуться? Или просто не осталось совершенно сил? Или снотворное еще действует и он слишком заторможён? Он долгое время вообще не шевелился, не издавал никаких звуков – ни-че-го. Даже не слышно, как дышал. Рука художника была ничуть не теплее мертвеца и пальцы не сразу отреагировали на то, что в них что-то вложили. Они вроде бы и шевельнулись, попытались сжать, но в один из моментов разжались, так и не тронув рукоять, а Крой наконец повернул голову, внимательнее присмотревшись к неживой. Задумчиво и со странной… неясной ухмылкой. Может быть он еще спит и это просто сон? Такой... непонятный. Мешающий эмоции, восприятие. Он как будто не понимал, как на него реагировать и поэтому старался лишний раз не шевелиться. – Тебе это доставляет удовольствие? – Вопрос не резал тишину, он не шептал, но говорил тихо. Слабо. Казалось, что он сейчас закроет глаза и заснет, но вдруг пришел в активное движение. И пальцы наконец сомкнулись на рукояти, и он посмотрел на кинжал, рассмотрел секунд пять и сел, упираясь рукой с ним в кровать, резко сократив расстояние от себя до кровопийцы. Казалось что-то сделает сейчас, или хотя бы выскажет. Порыв был очень импульсивным, но хаосит замер в нескольких сантиметров от белого лица и… просто замер. Внимательно смотрел, испытывающее, склонив немного в сторону голову. Возможно ожидал ответа, или что-то пытался что-то рассмотреть на лике неживой.
GM_O: Доставляет удовольствие – играть со смертными? Возможно. Но не ему. Чувствовалось так. Пришедший не ответил и отвёл взгляд. Он даже не дрогнул, когда к нему близко и опасно подобрались, как будто он ждал этого и в тайне надеялся, что его… убьют? Какая глупость. Такой зубочисткой ничего вампиру не сделать, но, возможно, Мэлрой не понимает мощи оружия, добровольно вложенного в его руки? У всего всегда есть причина, но вот незадача: черноокое создание ничего не объясняло. Она не спасение и не лекарство, а отрава – разве не понимал того Мэлрой? Его что, не предупреждали добрые люди? Он сам не знал, во что ввязывался? Нечего было на белом полотне рассматривать. На нём не было никаких эмоций. Хотелось верить, что они были внутри. И, возможно, были. Дэс думал о словах Кайдо и самом Кайдо, хотя был сейчас рядом с другим мужчиной. Странно. Добавить вампиру было нечего: либо Крой наберётся смелости, атакует и заберёт кровь, которая ему так нужна, либо… Над вторым вариантом, честно говоря, пришедший не задумывался. Он лишь показывал истинное лицо человеческой души, тень зависимости.
Крой: Молчит. Кто бы сомневался. Художник склонил голову чуть больше, следя за отводимым взглядом, не отпуская его до поры до времени. Но затем сам отвернулся в сторону, громко выдохнув с усмешкой и взглянув на стену, по которой растекался лунный свет. Сейчас он злился. В самом деле. И в этот раз не на себя. Он обезумел в своей ломке, чтобы посметь негодованием коснуться Музы? Или достаточно протрезвел? Закрыв глаза, он долго не шевелился. Только дышал тяжело – то ли решался на что-то, то ли пытался успокоиться. Он все прекрасно помнит. И даже, возможно, что-то понимает в моменты, когда приходит отрезвление. В такие, как сейчас, к примеру. Хотя любой здоровый человек поспорил бы, что мысли, что роились в сей момент в голове художника, способны посетить на трезвую голову. Он снова посмотрел на Органиста, качнул едва заметно головой, прошелся взглядом по белоснежным запястьям, снова вернулся к лицу. В глазах застыл немой вопрос, но не от непонимания. Он будто спрашивал «Серьезно?». Молчание продолжалось. Крой отнял руку от кровати, поднеся оружие к лицу. Теперь он рассматривал его, казалось забыв о присутствии рядом кровопийцы. Мысли потекли странные… разные… Тяжелые и очень тревожные. Он как будто одним мгновеньем намеренно, осознанно, начал загонять себя в ту Бездну, из которой смертный чаще всего не видит выхода. Примерял ее. Пробовал на вкус. Она затягивает, погружает во мрак. Не черный и приятный, а в серый, сырой, холодный и затягивающий словно болото. Оде в пору встревожиться, потому, как мысли сосуда этот выход находили. Видели их даже забавными, когда смотрели на сталь, но вот незадача. Пока он думал – взгляд сместился снова к пальцам мертвеца. Поднялся к запястью, переместился к шее. Он даже задышал иначе. Рука опустилась от лица, пальцы сжали рукоять, движение-замах и… жаль. Одеяло жаль. Да и матрас хороший был, хоть и старенький. А теперь в них вогнали лезвие, когда взгляда художник от неживой так и не отрывал еще долгих секунд десять, пока не разжал пальцы и быстро не ушел назад. Вернулся к изголовью кровати, поправил подушку и сел. Рука нащупала портсигар на тумбочке. Мэлрой вынул одну сигарету, прикуривая. Молча. Неспеша. Спокойно. Как не в чем не бывало, за мелким исключением – прикурить было сложнее обычного – руки тряслись.
GM_O: Красивое оружие и впрямь занимало мысли: его сталь манила силой, его голос… У него был голос! Точно бы в черепах остались души умерших! Орудие подходило для рядового чревовещателя, но никак не для архитектора, и всё же было ему отдано. Как знать, какие тайны спрятал туда мирсальский орден? Органист же продолжал молчать, не шелохнувшись даже тогда, когда матрас получил удар вместо него. Смелости, значит, не хватило пролить кровь… Забавно. Они… всегда злятся... Интересно, почему? Голоса нешёптывали вампиру разное – о прошлом, о настоящем, о будущем, – но в какой-то момент он будто опомнился, осознал, что не один и что находится не в своём убежище… Наверное, это произошло как раз в тот момент, когда Крой, наконец, зажёг сигарету и закурил. Вложив оружие в руки художника вместо кисти, вампир, [возможно], обрёк его на трагичный исход, но об этом толком подумать не успел. Раз его не стали колоть, чтобы изъять наркотик, зачем он здесь? Существо поднялось и спокойно развернулось к выходу. Внезапно в комнате стало как будто темнее и холоднее (чем даже в склепе на кладбище). Наверное, как только неживой уйдёт, температура восстановится, но сейчас даже звуков с улицы не было слышно. Это был какой-то вакуум. Изоляция. Иной мир. Царство теней. Мрака и безнадежности. Театр трагедии, не комедии. Воздух состоял из боли. Человеческой, должно быть. Неживые-то её не чувствуют.
Крой: Прикурить сигарету удалось. Мэлрой затянулся. Знаете, чем спасали сигареты? Курить он начал гораздо раньше, чем увлекся более тяжелыми веществами. Как и любой наркотик, вызывая привыкание, никотин перестает ощущаться так остро, как первое время. Лично он давно не помнит, что такое, когда первая сигарета тебя сносит с ног, если ее выкурить натощак. Но остается привычка, сам процесс, дыхание, в купе с веществом - они приносят легкое расслабление. Скорее психологическое успокоение. Пока ты куришь – ты делаешь глубокие вдохи, выдохи, пусть и отравляющие тебя изнутри, но в такие моменты – спасительные. У него был шанс. Теоретически он все еще есть у него сейчас. Пока она не вышла. Пока еще тут. Просто подняться, взять в руки оружие и взять то, что ему так нужно. Просто для того, чтобы тупо выжить! Она же сама пришла. Сама вложила кинжал в руку. Ждала, что он это сделает. Что уперся? В самом деле не хватило смелости художнику? Взыграла обида?
Крой: Гордость? Или это попытка что-то доказать? Но кому? Ей, или себе? Как бы не было – в голову к нему не лезли, а Крой не собирался пояснять. Он… курил. Затягивался долго, запрокинув голову и закрыв глаза. Медленно выпускал дым из плена губ и более не смотрел не на оружие, не на вампира. – И снова поскорей сбежать. – Почти одними губами пошептал художник. Он не открывал глаз, не опускал головы. – Мне кажется все больше, что не я что-то делаю не так, а ты боишься задержаться дольше. – Повернув голову Мэлрой посмотрел в спину Дэс и отвел взгляд к стене, помяв в пальцах сигарету. – Зачем тогда пришла? Накормить щенка? Открою тайну – есть другие методы. – И это не тайна. Это метод самой неживой - оставлять пузырьки и не показываться на глаза. Крой лишь на него указал.
• GM_O: Подловил. И вынудил остановиться. Всего в двух шагах от спасения – двери. Хаосу слава, что неживой был к Крою спиной, ведь подобие злости исказило его лицо. Кайдо был прав – и почему нельзя было послушать внимательнее мудрость бывалого воина? Теперь и она, и он – банальные исполнители примитивных заданий в ночи, у каждого из них свои ритуалы и игрушки. Одной из игрушек Дэс, пусть больше и по чужому приказу, чем по собственной прихоти, стал Крой. В глубине души она ведь презирала его за всё, что он с собой сделал. Это иллюзия потакала его фантазиям, забавлялась с ним. Истина же скрежетала зубами, понимая, с чем предстоит себя связывать. И всё же неживой не перечил сложившимся обстоятельствам. Игра с царством теней на руку всем заинтересованным хаоситам (и это мы сейчас не про Инагиса), а Органист – просто пешка, которую переставляют, так в чём же была причина её злости, её странных вопросов Кайдо и порывов, наёмнику вряд ли понятных? Она искренне считала, что они очень похожи. Пусть ник
• GM_O: никогда и не говорили об этом. Они существовали в режиме «доживания». Оба. Потому что кого-то похоронили в прошлом. И внезапно в стройном ряду обыденности – работе и погружении жертв в Хаос для его усиления – разыгрывается карта с жалким щенком. Органист не любил щенков. И всё же его история, его попытки изменения, его поведение, слова, да и, чего греха таить, внешность сыграли против инициатора злую шутку. Он бы и рад разорвать связь. Исчезнуть. Передать щенка сородичу, например, вместе с флакончиками крови. Но всё же потребность в наследнике перевесила. Почему? Потому что Органист знает, что умрёт. Но кое-что вечное должно после него остаться. Совместив задание (полезное) с приятным (передача знаний Крою), Дэс сам был повинен в создании связи, от которой теперь не мог отделаться. Художник умел музицировать, а значит, Органист не мог его просто убить. Чертово правило. Зачем оно вообще внутри вампира существовало? Так много противоречий налипло на истинные желания, что неживой сам был
• GM_O: не в силах разобраться, но показывать слабину перед человеком, естественно, он не собирался. Прокололся в одном – в сжатии пальцев: они собрались в кулак достаточно резко. Под лунным светом легко заметить перемены настроения. Злость и досада. Мэлрой был прав, но ответить вампиру было нечего. Молчание было… каким-то… растерянным, отдавало сомнениями и горечью. Нежизнь в ордене проста и понятна, как и задания древнего духа с планами по уничтожению мира. Непонятен мальчишка, который фонтанирует эмоциями и идеями и Хаос знает, что он может привнести в историю Турина… Нет, правда, надо было задержать Кайдо и не являться в ночи к тому, кто почти сорвался. Ведь если бы он это сделал, то стал бы пылью и презрение было бы оправдано, но он так НЕ сделал, поломав планы неживого. Вот, почему он пришёл. Убедиться, что щенок – жалкий кусок дерьма, обычный зависимый идиот, каких сонма… Кажется, вампир сделал медленный и неуверенный шаг вперёд. Коснулся ручки и повернул её, пропуская тусклый свет из к
• GM_O: коридора в комнату. А последний шаг на выход неживой сделать никак не решался.
Крой: Он слушал ответ. Без слов. В этом молчании. В задержавшемся присутствии. В остановке. Ему даже не нужно было видеть сжавшихся пальцев и он, скорее всего их и не рассмотрел в темноте. И то, что отвечал (на отсутствие слов) ровно в этот момент всего лишь совпадение. – Все так. Все… так… - о чем на самом деле думал художник по-прежнему крылось в его… бездействии. Но выводы, что он для себя сделал вынудили улыбнуться. Улыбка вышла вымученной, тяжелой. Дверь приоткрылась и… снова не случился шаг. Сейчас художник уже не смотрел в стену - он сверлил взглядом спину кровопийцы. – Да. – Непонятное. Просто слово. Своим ли мыслям, ее ли неудачной попытке уйти. Звучало как уверенное утверждение. Тихое, но твердое. Он вновь активнее зашевелился – немного развернулся, чтоб затушить окурок и спустил ноги на пол. Чувствовалось, что он не хочет этого делать. Не хочет подниматься и приближаться к ней. На расстоянии… сносно. Просто не лучше, чем было до того, как она появилась. А вблизи желание получить глоток кровавого нектара застит глаза, стучит адской болью в висках, подталкивает к невменяемой границе. Но что уж… Он и без того по ней ходит который день. Поднялся (не без труда), прошелся (подняв по пути и поставив на место кружку), остановился в четверти шага позади и протянул руку через плечо, толкнув своим весом дверь обратно и не спеша убирать руку. Он точно хотел что-то сказать. Раз. Другой, но просто дышал тяжело в спину, долго пытаясь взять себя в руки и наконец склонившись ближе к уху сказал. – Неужели у Творца совсем нет слов? Даже с собаками хозяева разговаривают. – Звучал он тихо, раздраженно и с насмешкой. Но вот над кем усмехался художник? – Я не заслуживаю даже этого? Это ты хочешь сказать? Или сама очень хочешь в это поверить?
• GM_O: Да какая разница, чего тварь хочет? И это не про Кроя, а про вампира. Звук закрывшейся двери отрезвил. Шёпот возле уха заставил мгновенно, едва прозвучало последнее слово, развернуться. Теперь волна безудержной ярости буквально окатила Мэлроя. Столько жизни было в возмущении, крошащемся тихим шелестом с губ: – Моих ты жаждешь слов? Признал во мне хозяйку? – Приблизившись, вампир вился подле лица человека, отнимая воздух у самых его губ своими. Это… очень опасная игра. Но в этом и была её суть – хождение по граням, которые нельзя пересечь. Неживое создание кололо словами, как иглами, не касаясь Кроя, но сотрясая вокруг него воздух и делая тот напряженнее. Прямо электризуя. – Так отчего не лижешь мне сапог? Не прыгаешь, не пачкаешь одежду грязью, не рвёшь её на мне? Давай. Скажи, что не таков. – Каждое чёртово слово срывалось с губ проклятой выпадом, текло ядом. Она тихо агрессировала, приближаясь там, где ставила интонационные точки. Яростным шёпотом, напоминаю. Но не трогая руками. Нет. Только смотря и давя… просто собой. – Скажи, что ты не ждал подачки, что не придумал места для заначки, что не планировал купить смертельный порошок, чтобы себе подпортить кровоток! Скажи, что ты не ждал отравы, что лишь одной ты ждал управы – хозяйской, на себя! Скажи, что ты хотел щенком быть и ждал, чтоб показать свою смиренную и рабскую покорность! Скажи, что для того использовал притворность! Всё сделал, чтобы получить нектар – сладчайший из наркотиков отвар! Ты – жалкий червь, мешок с костями! Скажи, что ты орудовал кистями лишь для того, чтобы заполучить ЕГО! Тебе неважно процветанье, неважен дом, уют, комфорт! Одно лишь у тебя желанье – унять зависимость, позор! – Она была так близко… Глаза её блестели, как звёзды в летнюю ночь, но от какой-то праведной ярости, гнева, направленного вовсе не на Кроя. Вообще нет. И чем яростнее она говорила, чем больше наружу пролезали чёрные страсти, тем напряженнее становилось между губами, которые никак не соприкасались, а по канону жанра должны были. – Скажи, моя прекрасная игрушка, мой раб, мой пёс, мой глупый ученик, – зашипела черноокая змеюка вновь. – Чего же с остриём поник? Один его удар – и я познаю боль, какую даже ты не знал порой. Испей. Чего ты ждёшь? Я больше не иллюзия. Нет больше маски из теней. Скажи, иль лучше в ней? Тогда приказываю – пей! – Она не трогала Кроя, но буквально давила на него. Потоком слов, мыслей, обвинений. И ведь продолжила: – Ослушаешься – я клянусь, убью. Какой же ты прогнивший и фальшивый… – Сказано было… без былой твёрдости, как будто внезапно мысли разбежались, а голоса перестали подсказывать музыканту, что надо говорить. – Но… При этом… – Белая ладонь прильнула к мужскому плечу, а затем к шее, в которой… пульсирующая… сладкая… полная крови… вена. Пальцы надавили с хозяйским нетерпением, но тут же как будто оттолкнули в нерешительности. – Ты… – И снова давление перст усилилось. Так приятно было ощущать жизнь, бьющуюся в организме смертного. – Такой… Красивый… Безумно. – Так вот оно что. С зависимостью боролся не один Крой. И тирада эта была не на него направлена, а на самого музыканта. Слава Хаосу, менестрель понял, что выдал себя, гораздо раньше опрометчивого поступка, зреющего в голове, и резко-резко сдал назад, буквально врезавшись в дверь. Вот только не открыть её толчком. Надо тянуть на себя. Но и тронуть теперь его не просто. Того и гляди прикончит, как обещал.
Крой: Она злилась? Говорила обидные вещи? Крой не отводил взгляда и… улыбался. Да, он просто улыбался! Не насмехался, нет. Это была обыкновенная, приятная, улыбка. Как будто то, что он слышал несомненно было что-то приятное, ласкало слух. Дверь он по-прежнему не отпускал – опирался на собственную руку, которой ее придавливал. Где-то кивал, удовлетворенный тем, что слышит, или… просто голосом? Касаться художника было легко, он не отклонялся, был совсем не против. Закончила? Отступила? Мэлрой на мгновенье увел взгляд, скрыв в движении довольную ухмылку и сделал шаг следом, возвращая в процессе взгляд неживой. Вдохнул, как будто пил, после долгой жажды и наконец смог сделать глоток воздуха. – Если… - Крой вроде начал, но опустил взгляд к подбородку замолк на несколько мгновений, задумался. И все же продолжил. - ..внутри жертвы пустота, отсутствует какой-то интерес, есть шанс отвязаться. Я обречен. Раб? Пес? Игрушка? Зови, как хочешь, мне – пле-вать. – Склонившись ниже прошептал хаосит и тут же отпрянул. Не трудно было заметить, что тело била мелкая дрожь. Сколько бы он не сопротивлялся – физических проявлений унять не мог. – Тебе спокойней думать, что только кровь твоя нужна мне? Думай. Считай, что лгу тебе я. Да, я пришел за ней в тот первый раз, возможно. Не внял предупреждениям, глупый. А ты с радостью подписала мне приговор, чтобы что-то доказать… себе? Так знай – возможно я и сорвусь. Я человек. Зависимый. Больной. С набором слабостей, страстей, желаний. Не отрицаю этого, но лучше сдохну, чем трону свою Музу.
GM_O: Ах не тронешь? – отозвалась злодейка сразу же, как только Крой закончил. Она прекрасно видела его дрожь, и ей хотелось наказать человека за… За что? Просто. Из-за внутреннего негодования. Вампир отлип от двери, не сводя гипнотического взгляда с художника. – Как не трогал… тогда? – Напоминая одну из самых ужасных фантазий Кроя, где он перешёл все возможные и невозможные границы, неживой начал теснить того собою и попутно задирал рукав чёрного мундира, оголял запястье. В момент препирательств живого и мёртвого существа Хаос, между прочим, лютовал по углам. Ода копошилась в тени и старалась предостеречь о чём-то своего слушателя. Очень резкое движение руки вампира вынудило изогнуться тело Кроя: его просто потянули за волосы, чтобы склонить к себе. Да, это уже была не мягкая податливая иллюзия, а суровая реальность, и в ней происходили страшные вещи. Вдоль запястья образовалось сечение, а в нём стремительно началась скапливаться густая чёрная кровь и течь, как патока, по руке. Властным движением мертвец привлёк к кровоточащей ране Мэлроя. Он заставлял его пить. И даже не думал ограничивать в объёме. С ума что ли сошёл… Даже капли достаточно яда тёмного менестреля, чтобы разум погиб. Крой пил концентрированное безумие. Белые пальцы разжались. Зачем держать пса, дорвавшегося до миски с едой? Он сам что ли не поймёт, что делать?..
Крой: - Если я отвечу, ты будешь злиться еще больше. – Вот теперь снова была насмешка в голосе, но… он не ответил. Боится на себя накликать гнева своей опасной Музы, или по другой причине, как знать. Не стал и все. Как и не отступил, не дал больше места, не попытался увернуться, или даже дернуться. Он не делал ни-че-го. К чему? Зачем? К чему сопротивляться, когда все так прекрасно складывается. Возможно короткая улыбка, перед тем как губы сомкнулись на ране, была обычным предвкушением. Ее можно не заметить – слишком быстро, слишком коротко, перед первым глотком, который ударил в сознание вспышкой, растекаясь по телу – бальзамом. И ядом одновременно. Излечивая больное тело, но убивая разум. Не ограничивать – равно убивать и Мэлрой воистину упивался мгновеньями своего уничтожения, пока его… держали. Нет, сразу не отпрянул. Он упустил момент, когда давленье на затылок спало, а он обрел свободу. А когда понял, то невольно потянулся к руке мертвеца, чтобы удержать, примкнуть губами сильнее, не проронить лишней капли. Как просто, верно? Но. Пальцы не сомкнулись. Напряглись в нескольких сантиметров от кожи вампира. Три, пять секунд, он не мог себя заставить этого сделать и все-таки… толкнул. Обеими руками. От себя, к дверям, но больше оттолкнулся сам, отступая сразу на несколько шагов. Комната совсем не большая, одна из самых дешевых и художник оказался почти у самой кровати, тяжело дыша, пытаясь прийти в себя, протрезветь, не успев напиться. Ему показалось этого ужасно мало. Смертельно мало. После долгих ломаний – он не напился и, казалось, сердце сейчас разорвется, если он не вернется и не продолжит. И поэтому… он отступил еще. Улыбнулся. Широко, болезненно, безумно. И тихо рассмеялся, стараясь не смотреть на Дэс. Слишком…. высок соблазн. – Теперь… тебе… будет легче? Легче… думать… что я ублюдок? Тогда я рад.
• GM_O: Он… что… смеет её… дразнить?! Казалось, воздух уплотнился в комнате. Тьма заполнила всё пространство. Ра свирепел, как и его слушательница. Она… добровольно… дала… ему… кровь… а он… ?! Исступление, в котором зашёлся вампир, даже как-то и не шло неживому. Неужто умеют чувствовать такое мёртвые уроды? Но… Он посмел рассмеяться ей в лицо! — Так ответь, — едва совладав с собой, прошипела бестия, когда художник оттолкнулся. Вампир разве что отклонился назад. Что ему сила смертного? Неживой не затягивал рану, наплевал на неё, когда в прыжке настиг свою жертву. Раненая рука скользнула по щеке художника. Запах… Даже несмотря на то, что Крой не вампир, сейчас он чувствует дурман кровавой амброзии. Кровь… Её кровь… Испачкав щёку, отродье бесцеремонно привлекло к себе щеночка. Вторая рука властно перехватила его за талию, прижав к себе, а нога совершила великолепную подсечку. Сопротивляться бесполезно – вампир быстрее, и Крой всё равно упадет на кровать, будучи прижатым кровопийцей. Неживая левой рукой схватила кинжал, который Крой до того воткнул в матрас. Бёдра сжались, неволя мужское тело. Клянусь, она чуть не сломала ему тазовые кости!.. Несмотря на агрессивные действия, на лице не выражалось ярких эмоций. Лишь по порывам можно было судить о крайней степени бешенства. И всё же теперь насилие совершал хозяин, а не пёс. Чужой рукой, вложив в неё кинжал, вампир вспорол свой чёрный мундир и ткани рубахи, всё вместе с бинтами, удерживающими грудь. Прежде, чем хищно улыбнуться, тварь ещё раз чиркнула по своему телу рукой Кроя, чуть ли не вспарывая себе живот и грудину. Не так, чтобы вываливались внутренности, но чтобы полилась кровь. Раздался сдавленный стон. Очень сладкое и даже жалобное: «А-ах…». Резать плоть зачарованным Хаосом оружием – то ещё «удовольствие», даже для неживого. Пусть Ра и отвадил проклятия – видения прошлого, – глаза хозяйки Кроя увлажнились. Слегка. Голоса в голове усилились. Своё же оружие, да против себя… Совсем ебанулась? Она по-свойски, в гневе разодрала – вы только представьте этот звук! – рубашку на парне, чтобы кровь, которую она теряла, оказывалась у него на теле, а не на какой-то ткани. Мэлрой готов был поклясться, что чувствует запах каждой капли и что он сводит его с ума, заставляя тело дрожать и чуть ли не биться в конвульсиях. Раненая рука впилась в горло мужчины. Даже истекая кровью, вампир превосходил по силе юношу и, видимо, планировал его задушить. В лунном свете картинка предстала максимально ужасная и прекрасная одновременно. Чёрная страсть. Исступление. Кошмар, но прекрасный. Оскал! Крой видел клыки! Такие же острые, как клинок (всё ещё находящийся в его руке). Таким острым только чертить… по чужим телам… рисовать… Мысли юноши уносило не туда. Если всё происходящее – не безумие, то что?.. – Ответь, – повторила ночная тварь, и давление на горло Кроя ослабло. Руку с кинжалом она больше не держала. Давила только бёдрами, восседая сверху, и даже в этих микро-движениях, соблазнительном трении считывалось нетерпение, будто бы теперь они поменялись ролями, и Крой не даёт ей то, чего она желает. И вот же, заплатила дань… Кровь хочешь? Держи! Так почему не происходит обмена? Даже понимающая клиентуру куртизанка это отродье не раскусит. Что уж она хотела, пожирая взглядом окровавленного юношу? Хаос ж его знает.
Крой: - Зачем? – Вопрос резонный. Зачем неживой знать то, что думает смертный? Что смотрит чуть глубже, чем следовало бы обычному псу? Пес должен ведь жить и радоваться, не думая о том, что его используют по назначению, а кормят и заботятся, чтоб не сдох и выполнял свою задачу добровольно и с желанием. Крой или не успел ответь, или даже не собирался. Он попытался отступить, но скорее по инерции, от быстрого движения и более не сопротивлялся, с легкостью свалившись на кровать. Сморгнул пару раз легкое головокружение от падения, или боль от давления. А вот манипулировать его рукой с оружием пришлось вампиру с усилием. Тут Крой засопротивлялся и даже зашипел поморщившись. Словно не Иннен порезал, а себя. Пытался вырвать руку, но ничего не говорил. Хочет придушить его? Пускай. Двумя днями ранее он до омерзения боялся смерти. Той, что преследовала его страшными мыслями, возвращала картинки Акаши, болтающейся в петле. Но сейчас… такую смерть он примет без сожалений. Когда первые капли пролились на оголенное тело, Мэлрой содрогнулся, но продолжал молчать. Быть может возвращал «молчание» неживой? На деле же эти долгие секунды ему приходилось бороться с собой. Вырывать сознание из лап тягучей тьмы. Он знает, помнит, к чему оно приводит, но так же понимает, что на долго его не хватит. – Зачем? – Еще раз повторил художник и прикрыл глаза. Веки дрогнули. Это не было расслабленным жестом. Это по прежнему была борьба с собой. И не скрыть того, на сколько тяжело она ему давалась. – Дети никогда не слушают старших, а потом… - Он нервно сглотнул… - Потом оказывается, что они были правы. Почти. – И это все? Он замолчал. Кажется даже смог расслабиться, но спустя несколько секунд резко поднялся, уперся руками в кровать, вдавливая одной из них кинжал, который почему-то так и не выпустил из рук. Возможно, просто забыл. Тут должен быть «плевок» слов в лицо кровопийцы, но он не случился. Крой словно думал, но никак не мог решиться сказать что-то… - Как удобно. – Медленно. Словно через силу выдавил сквозь зубы хаосит. – Как там…? Показать плохое? Искупать в грехе. А потом обвинить в нем. Что бы что? Возненавидеть. Не сразу я поверил. Но вот вопрос - зачем? Топливо? – Художник качнул головой. Отрицательно. Скорее дернул. Его все еще ломало. И «ломка» эта лишь усиливалась от того, что он добровольно стал ближе. – Обида. Месть этой обиде? Себе? Но что в этот раз пошло не так? Щенок послушен. Захочешь – будет хорошим, добрым, ласковым. Захочешь – будет последней мразью, коли так удобнее хозяйке. По ТВОЕЙ воле. Нужно построить Храм – он все сделает. Ты не сомневаешься и знаешь, что многого не надо. Оставь подачку в ночи - он будет жрать и делать дело. Страдать, грезить Музой и днем, и ночью, но все равно работать. Даже голодным будет исполнять задачу, пока не сдохнет, НО. – Вывалив все практически на одном дыхании, шепотом, на этом самом акцентированном «НО», Мэлрой замолчал и вопросительно склонил голову. – Почему ты здесь? Мне мож
Крой: Мне можешь лгать. Себе не ври. Не получается меня возненавидеть? Попытка засчитывается.
• GM_O: Нежить и слушала, не слушала, продолжая истекать кровью. Так бездарно растрачивать силы надо уметь! Однако никакого сожаления не чувствовалось. Опасность была рядом. И Крой к ней приблизился. У неё были жестокие глаза и острые зубы. Одни – дарили пристальный взгляд, другие – страх окончательной смерти. В свете луны казалось, будто на лике неживого застывает легкое удивление по ходу речи Мэлроя. А стоило ему закончить, как тварь склонилась ближе, никак его не называя, ничего не отвечая, но сохраняя напряженное трение, теперь уже у лица – всего лишь носами соприкоснулись. Половив дыхание юноши, нежить двинулась далее, словно столкнувшись возле уст его с невидимой преградой, и ушла в сторону, к щеке, потом к ушку, потом вниз. Руки не касались Мэлроя. Они просто покоились внизу. Человек понимал, что делает вампир: слушает его дыхание, дрожь, ритм крови в венах и артериях, втягивает в себя запах жертвы, её эмоции – злость, боль, гнев, отчаяние. Крой ждал ответа на свою тираду? Дождался. Уста слегка коснулись шеи, щекоча её, затем резко участок запылал и болью, и наслаждением, и Мэлрой понял, что клыки нежити вошли в его плоть. Она вся прижалась к нему плотнее, окутала собой. Пила жадно, но при этом нежно, не доставляя боли, только удовольствие – и ничего, кроме него. Мир заиграл чёрно-красными оттенками. Злодейка подняла свою раненую руку и прижала кровоточащее запястье ко рту Мэлроя. «Хватит сопротивляться. Мы оба этого хотим…» – как бы говорили её действия. Что такое укус вампира? Ещё и такой… с позволения сказать… нежный? Очередное затмение разума, жажда удовольствий и их получение, чистый кайф, а теперь со своеобразным воздержанием и особенно острые чувства, как иголки, расходящиеся мурашками по телу. Как ласково унимала нежить раздор в человеческой душе, как нежен был её язык!.. Из забора крови действо превращалось в произведение искусства. Холод губ пришёл к уху, потом раздался страстный тихий шёпот: – Прости, Творец. И впрямь забылась Муза, не выдержав такого перегруза… Гнев был её гонец: отъявленный и жалкий лжец… – Поцеловав ушко, клыки перехватили его, чтобы прикусить. Мэлрой мог продолжать пить, пока музыкант играл на струнах его души. – Да, я тебя не ненавижу, и путь твой славы полный я предвижу. Я потому сегодня здесь… – Уползая вновь к шее художника, продолжала нашёптывать нежить. – …чтобы моим навеки стал ты весь. Теперь лишь я хочу тобой владеть, тобою править и тебя иметь, – звучало очень нежно, даже не обидно. – Могу купить тебя своей я кровью, заманивать жестокою любовью, грехом, развратом на двоих… Ну что же ты, Творец, затих? – Очередной укус пустил тёплую волну блаженства по телу юноши. – Согласен ль ты вступить во тьму, в которой столько я бреду? – О, коварная тьма! Тысячеликий Хаос! Облизав кровь с губ, вампир специально промокнул кончиком языка рану, чтобы пощекотать нервы юноши, который, скорее всего, всё ещё пил. Для него происходящее было сродни прекрасному сну? Как театральная постановка с самыми лучшими декорациями и эмоциями. Черная бестия перетекла к плечу мужчины и укусила его, кровь сосала недолго, зато облизала рану крайне старательно, словно убери она язык – дамбу прорвёт, и кровь хлынет наружу фонтаном. А чувства-то обострялись. Любое касание жгло огнём. Если, конечно, Мэлрой пил кровь нежити. Он же пил? – Творец простит? – кокетничала Муза, поглядывая на ненасытного человеческого юношу. Сменила гнев на милость. – Чего теперь он хочет? Испить до дна меня? Я разрешу… Себя не пожалею! Его улыбку лишь лелею… Позволит ли Творец её увидеть? Он даст её?.. – Какая ласковая и мягкая… Невероятно просто. Можно поверить, что Кроя любят и желают. В кровавом море вокруг.