Лэйтис: Вечер, Бездна, улица, хаоситы по подворотням, девочка с учебником физик...То есть, у Лэйтис, конечно, есть с собой какой-то сверток, однако она его вполне себе успешно тащит в небольшой сумке на широком ремне через грудь. Вообще Лэйтис удачно упакована для бездны - сразу видно, заяц стреляный и не только часто битый по здешним переулкам, но и ухитрившийся отползти на более мирные жизненные позиции с толикой полезного опыта. Всмысле, что плащ у нее неброский, держится "центральных" улочек, идет с целенаправленным видом "я точно знаю, куда мне тут надо!", не быстро и не медленно. Погода тоже не рада девчонку здесь видеть, поэтому Лэйтис усиленно кутается в плащ, греет руки в рукавах, засунув ладошки внутрь едва ли не до локтей, и ногами споро так перебирает. И бубнит себе под нос что-то о том, что в такую погоду хороший хозяин хаосита из дому не выпихнет, и что барон Ладир, конечно же, пафосный идиот, потому что обещания ни разу не держит пораньше отпускать добрых людей!...

Кейруш: Лэйтис: Говорят, ночь прекрасна для любителей утонченной романтики, с их воздушным, почти невесомо-инфантильным тихих прогулок по узким улочкам городов. Говорят, в темное время суток душа человека или иного любого получает возможность раскрепоститься. Говорят, с наступлением сумерек мы все похожи друг на друга как однояйцовые близнецы из одного инкубатора, разлученные при рождении. Так вот… не верьте, ибо помимо клонированных человечишек и нелюдей есть те, кто гораздо страшнее их. Знайте, что темнота скрывает все, кроме истинной сущности человеческой. Эта ночь только-только начиналась, по обыкновению ещё очень ранняя и долгая в январе, он стремительно прорастает из дня в глубокий мрак, минуя вечер. В отдельно взято здесь и сейчас, в тесных от мусора и скопившихся сугробах Нижнего, среди почти соприкасающихся домов едва-едва протоптана единственная дорожка, превращенная в припорошенную снегом чуть утрамбованную тропинку. В трущобах хибары и ветхие строения расположены порой так близко,
В трущобах хибары и ветхие строения расположены порой так близко, что даже днем солнечный свет слабо освещает подворотни, превращая их в настоящие царства кромешной, почти чернильной темноты уже вечером. Любому не родившемуся в одних из подобных лачуг, не выросшему на этих улицах ночь в Бездне покажется маленьким путешествием в Чистилище, станет блужданием в не освещаемом туннеле с целью увидеть в конце его слабый луч фонарей Центральных кварталов Нариона. Только сама отчаянная, как и положено юности, рыжая девчушка могла знать, какие глаза смотрят на её фигурку из каждого угла, что за шорохи мерещатся ей, но кое-что вскоре стало вполне реальным – громкий хруст. Нет, так не трещат кости или не лопаются сухие рейки деревянной доски, не вырываются из лопнувшего кокона всевозможные членистоногие твари.
Все гораздо прозаичнее. Ей достаточно обернуться и увидеть в метрах трех от себя, на границе черноты переулка, ведущего в захламленный тупик и полоски серебренного света, падающего с неба подарком луны, человека. Мужчину, смачно жующего челюстями огромное спелое красное яблоко. Сок, этот нектар фрукта, яркого пятна красок на всем темно-неряшливом одеянии человека, стекает по неряшливой, коротковатой бороде, полосками флаги смачивая начинающие блестеть волосы. - Хочешь кушать.. деточка? Его голос – скрип золы под пальцами, его взгляд – зелено-синее сочетание прищуренных глаз, его – улыбка медленно расползающийся по лицу голодный оскал.

Лэйтис: "А вы знаете, что хрустит под ногами, когда идете по снегу? Это у снежинок хребты трещат!"...На столь весомо-недобрый голос, Лэйтис обернулась мгновенно - наглядно продемонстрировав наличие некоторых жизненных навыков, достойных скорее уроженке Марвала, нежели хорошей девочке из центрального, которую в местные подворотни дух приключений и обещания проблем на нижнюю умеренную округлость позвал. Рыжие медленно так достала ладошки из рукавов, не отрывая взгляда внимательных карих глаз от витаминизирующегося крупного обитателя Бездны, и не прекращая потихонечку-тихонечку эдак пятиться при этом. Но ответила, однако, в лучших традициях жанра, вежливым девичьим голоском.
- Нет, спасибо, дяденька, я дома поела! Вам приятного аппетита. И хорошего вечера. - Фраза "ну так я пойду?" произнесена не была, но глядя на напряженно увеличивающую расстояние между яблочным доброохотом и собой девчонку, она как бы так легко подразумевалась!
Лэйтис, конечно, существо тоще-гуманоидальное, но сейчас неуловимо смахивает на настороженно прижавшегося к насту зверька, напуганного громким треском веток и готового драпануть сквозь лестостепи подворотен при малейшем признаке опасности для шкурки. Яблочко хрустит, Лэйтис пятится, учтиво улыбаясь всей веснущатой мордочкой.

Кейруш: Лэйтис: Юной девочке, явно воспитанной и образованной на первый взгляд, предстоит узнать, насколько напористыми и неуступчивыми бывают некоторые мужчины. В принципе, для собственного душевного успокоения можно представить, что медленно приближающийся тип, с его обветренным, неотесанным лицом и припорошенной снежком лысиной, всего лишь настойчивый поклонник. Разве что без цветов и конфет. Со стороны Кейруша ситуация выглядит столь же удачно, как для заползшей между камнями гадюки, больной бешенством и желанием кусать-кусать-кусать. Выяснение информации, долгие блуждания по Бездне. Разговоры утомили его, выжали все последние соки человечности и с того момента, когда на город накинули вуаль ночи. Впрочем. для некоторых сегодня вуаль превратиться в погребальный сафан. Кейн оказался прав, уговорив своего носителя и партнера выжидать, не рыскать по улицам точно тупая псина, а затаиться и терпеливо плести паутину западни для случайно попавшей в неё мухи.
Шаг, другой, третий – он движется медленно, нарочито неспешно. Огрызок падает в местами желтый от мочи дворовых собак снег. Дву руки, загорелые и немного коричневатые, нехарактерные для местных жителей. Тянутся за пазуху хламиды-плаща.
- Не стесняйся. Ты наверное очень брезгливая, да? Но ничего.. я нарежу тебе новое… - обе ладони все так же неторопилво извлекают на свет новый плод, которому предстоит попасть под раздачу длинного ножа, скорее острого кинжала, уже начинающего впиваться в сочную мякоть яблока. Между ними, невысоким мужчиной и ещё более низкой девчонкой не более полутора метров, если, конечно, ей вдруг не придет в голову совершать через чур резкие телодвижения.

Лэйтис: Лэйтис, собственно, пятиться не перестает - хотя ее шажки с широкими шагами мужчины и не сравнить, конечно же. Полтора метра ее как-то совсем не радуют, и выполняя маневр "задом-задом" настороженно смотрящая на мужчину девчонка пытается добавить себе спокойствия, а между ними пространства хотя бы в еще метр. Посмотрела на яблоко в его руке, на кинжал, после чего на редкость спокойно произнесла, одергивая зачем-то широкий ремень сумки, выделявшийся поверх плаща спереди оттиском.
- Дяденька, я местная. Я под защитой Стаи, а не просто так мимо иду. Не трогали бы вы меня, а? А то вдруг по мне кто-нибудь сильный и важный скучать будет, обидится еще за отсутствие привычной релаксации... Поищите себе другую девочку на вечер, ну правда. Я не хочу себе лишних неприятностей, и вам их тоже доставлять не желаю. - Лэйтис говорит на редкость миролюбиво и рассудительно, как для девчонки ее возраста и внешности, которая нашла место где проявлять логику и упредительность, и главное - нашла с кем!
- Яблочко могу даже сьесть. Раз так щедро предлагаете, нехорошо с моей стороны будет отказываться-то...Только чур, без взаимопитательного обмену, когда вы меня кормите яблочком, а я вас кормлю чем-то важно-лично-телесным. - Аккуратно переступила ступнями по снегу, явно расположив их так, чтобы иметь возможность метнуться в сторону, при возможной попытке до нее дотянуться. Смотрит карими глазищами и улыбается как вежливо-о-о!

Кейруш: Лэйтис: Усмешка губ готова поспорить кривизной с распоротым ртом жертвы какого-нибудь маньяка, коими полнится бездна, словно кошачий бок блохами, - Тише-ее, деточка. А я под защитой своего ножа… я могу познакомить его с тобой. Хочешь? У меня дома есть прекрасная коллекция лютневой музыки, - ещё не зная как потускнет храбрость девицы от столь романтического предложения, Кейруш протягивает руку вперед, предлагая ломоть фрукта, чьи витамины уже растекаются влагой сока по крепким, ловким пальцам. Даже если она дернется в бок, то чтобы преодолеть приличных размеров снежно–мусорный сугроб следует хорошенько подпрыгнуть и .. уткнуться в обшарпанную стену дома. Путь к спасению один, представленный в виде петляющей кривой тропинку, ускользающей поворотом метров через десять, если не обманывает глазомер.
- Стая? Они не узнают об этом, поверь.. все что будет между нами, останется в тайне, - он берет размеренную паузу, словно хищник, чтобы проглотить кусок от ляжки добычи, продолжая расплываться в ухмылке, дополняет фразу последним штрихом, - навсегда. Кейруш близко настолько, что Рыжая может почувствовать несвежесть дыхания пробивающегося даже сквозь аромат поднесенного к её лицу кусочка яблока. Он даже не говорит, почти шепчет, и голос вкрадывается в её голову точно так же, как уговоры Кейна в башке мужской и лысой, предложения Духа ускорить процесс и оставить ему часть юного женского тела… все происходящее похоже на игру с уже предначертанным исходом, победителем и проигравшей.

Лэйтис: Какие забавные реакции может вызывать у юных особ женского пола вкрадчивый мужской голос, особенно когда обстановка только располагает к пылким признаниям, что между ними что-то вскоре явно будет, и это будет многообещающе навсегда! Во всяком случае пятнистая мордочка Лэйтис совсем не так спокойна как звучит ее голос - вон, как нервно нахмурила девчонка рыжеватые брови, как закусила нижнюю губу, когда взгляд стрельнул мимо мужчины в сторону столь желанного сейчас прохода... Нет, дикий ужас у нее в глазах еще не плещется, не становится перепуганно-бледной загорелая даже для зимнего времени кожа - но вся эта нервозная настороженность, напряженность и попытка сохранять пристойную мину при столь однозначной ситуации создают восхитительный ансамбль "шепотки и движенья Бездны".
- Отличный ножик. Можно, я не буду с ним знакомиться? Мне кажется, что мы с ним не подружимся и вряд ли найдем общий язык - а худой мир лучше доброй ссоры, не так ли?
Это наверное ее стиль справляться с стрессовыми ситуациями такого типа - отшучиваться и улыбаться, при нехорошем каком-то подозрении, что вскоре будет затруднительно делать и то, и другое. Ладошку Лэйтис протягивает, аккуратно смыкает пальчики на дольке фрукта...После чего пытается сделать отчаянный бросок своей некрупной тушки мимо мужчины в сторону дороги на выход!

Кейруш: Лэйтис: Пока девчонка лепечет, щедрится на улыбки, и вводить в свое плачевное положение остатки самообладания, пусть и подкрепленного удивительно оптимистически- звонким голоском, Кейруш почти в упор глядит на блестящее, прямое лезвие кинжала. Там где для него происходят часы неслышимой для остальных безумной беседы с собственным оружием, в окружающем мире время длится не больше пары-тройки осточертело-быстрых секунд. Уста расходятся вновь, выпуская сначала сизоватый язык с серым налетом, облизавший их, а затем позволяют короткому ответу обласкать девичий слух мягко и почти нежно, словно жаркое признание на мокрых простынях, - А он очень хочет нового знакомства… И так совпало, сложился случай, что рывок пришелся сразу после слов его, словно они сами по себе заставили девицу сорваться с места перепуганным кролем. Точнее – крольчихой. Гарп не просто ожидал – он готовился, предполагал и позволял себе медлительное расточительство времени в пусто переулке городского дна. Лейтис летела как вырвавшаяся из клетки птица, чтобы недолгое мгновение провести в воздухе и упасть. Наверное, так и было, ведь споткнувшиеся о резко выставленный голень у девичьи ножки должны были потерять равновесие и лишить свою хозяйку возможности куда-либо бежать. В любом случае, мужчина обернулся к уже упавшей, припадая на её сверху, вдавливая в снег и оттягивая голову назад за волосы, кои теперь виднелись сквозь пальцы руки, сжавшие их.
- Ах, эти строптивые барышни... - о да, он хохотал. Мерзко, скрипуче выдыхал жаркий воздух прямо в её ухо.

Лэйтис: Снег ударил в руки, и первым делом ощутилась редкостная досада - как неудачно вышло! Это уже потом, через долгую секунду, холод, у которого нет особенно никакой связи с плохой зимней погодой неспешно лижет вдоль позвоночника, когда девчонке приходится выгибаться назад, утыкаясь в жесткую ладонь затылком, уронив куда-то в неважные сейчас заплечия капюшон. О, как порой Лэйтис жалеет, что духи выдали ей возможность родиться весом не крупнее иной собачки! Почему-то жалость про отсутствие стати богатырской приходит именно в таких ситуациях - когда сердце нервно бьется где-то поперек горла, кто-то недобрый жарко дышит на ухо и чужая крепкость тела ощущается пугающе-скованно.
- Ах, эти упорные кавалеры! - А вот похоже эта неуемная подражательность и нервозный оптимизм умрут только вместе с ней.
Заодно тогда же помрет упорство - вместо того, чтобы распластаться и затихнуть, и начать выдавать регулярные жалобные поскуливания в стиле "только не убивайте меня, дяденька!" - девчонка под Кейрушем дрыгается, девчонка дергается и извивается, и пытается побрыкаться изо всех сил - проверяя стойкость мужского тела на соприкосновение с остротой коленок и крепкость его же ушей на разрыв от раздавшегося без предупреждения пронзительного визга! Наверное она надеялась оглушить его вторым и пробить первым.

Кейруш: Лэйтис: Смех и визг сливаются в сплошное звучание какофонии эха, отраженного от близких стен. Пронзительный и смешанный звук уносится в ночь, развивается наверное над всем городом как разорванный флаг побежденного войска. Но вот только тем кто его слышал абсолютно все равно.
Её брыкание, истерично-конвульсивные дергание, многочисленные пинки диссонируют с абсолютно-каменной стойкостью мужского тела как вода и камень, и должно пройти ещё много времени, чтобы её волны стесали его булыжник. На усыпанное веснушками лицо неравномерно капает слюна выделений из рта насильника, полная вожделения точно его помыслы. Ещё мгновение и дрыгающаяся ручонка незаметным образом оказывается в хватке двух пальцев, создавших импровизированные тиски вокруг тонкого запястья. А далее… нож вступает в действо, самым кончиком острия, словно любовник языком, разрезает сначала рукав, дабы после него погрузиться в мягкую плоть. Он ползет, извивается и режет острием, раздвигая кожу, будто та просто шов.
Первые капли крови обагряют клинок, пропитывают материю рукава, падают на снег, и где-то глубоко в Кейруше просыпается Он… дикий, голодный и вопящий от страсти демон. Образ мужчины меркнет, наливая разбавленной алым мраком, раздваивается, отделяется и тянется к жертве маревом. Живой субстанцией, этаким сгустком, который желает коснуться женского лица, облизать кожу холодом и проникнуть в разум, вызывая пока что дикий ужас и страх. Кейн наслаждается моментом, словно собирается поиграть с чужим рассудком.

Лэйтис: Эффект воздействия Хаоса на разум бьющейся под Кейрушем, какрыбка в сетях, девчонки поразителен - истошный визг отрывается, как будто вместо руки нож прошелся не то, что поперек горлышка, но сразу поперек голосовых связок, обрубая рыжеволосой жертве все возможности издавать какие-то звуки в ближайшее время. О, Лэйтис наверняка умеет потрясающе краснеть, как и все люди ее типа внешности - до ярко-багрового мгновенного оттенка. Однако сейчас хаоситу куда как лучше удается насладиться ее умением не просто бледнеть - заливаться на глазах густой, насыщенной серостью отсутствия красок, словно кровь радостно ринулась из ее тела по прорезанному его кинжалом пути. Рыжие веснушки выделяются на застывшем в мгновении овладевшего девчонкой кипучего ужаса личике, беспорядочными серыми кляксами. Ей, без всяких сомнений, страшно до ломоты в ныне изо всех сил сомкнутых зубках и больно до непроизвольных подергиваний тельца под мужчиной.
Разрезаемая ручка трепещет тонкими пальчиками, впивается ноготками в мякоть ладошки, ввиду отсутствия чего-то другого, во что можно было бы вцепиться в тщетной попытке удержать сознание от падения в столь любезно распахнутую смеющуюся бездну чужой власти. Лэйтис на него не смотрит - крепко зажмурившись, все отворачивает личико, мотая головой на тонкой шейке. И ни звука не издает.

Кейруш: Лэйтис: Шепот похож на щупальце: слизкое, длинное настолько, что проникает в человеческиймозг, и очень, очень омерзительное, - Посмотри на меня, деточка… смотри! – Его воля, желание связанных вместе двух сущностей не просит – приказывает, втаптывает сознание маленькой девочки в грязь. Кейн не молот, скорее нежный пресс, что давит и давит, колит, проверяет на стойкость и целует обжигающей мерзлостью дыхание. Его ласки похожи на натуральный церебральный секс с элементами насилия, садизма и саркастческой ненависти ко всему живому, дышащему, думающему.
– Открой глаза, смотри на меня! Смотри на меня, смотри на меня, смотри… - Слова повторяются, дробятся и вклиниваются в рассудок, заставляют, умоляют, бьют то кнутом, то предлагают в подарок сладкий пряник. Массивное мужское тело уже вдавило девчонку в снег настолько глубоко, что кажется, будто снег под ней растаял и спина сквозь одежду чувствует твердость земли Бездны. Земли, пропитанной кровью и страхом.
Ножом бродит по телу как безумный, надрывая застежки. Пряжки. Срывая пуговицы, разделяет ткань на лоскуты, чтобы увидеть нагую кожу. Его острая грань оставляет после себя легкие следы – кровоточащие царапинки., длинные и короткие, неглубокие все как одна и болезненные.
- Как твое Имя.. скажи мне его.. скажи! - улыбка сияет неровные скоплением зубов во рту, далеко не белых, с застрявшими кусочками пищи и похотью на постоянно облизывающем губы языке.

Лэйтис: Лэйтис не хочет смотреть, не хочет, не хочет! Лэйтис хочет жмуриться еще сильнее, пытаясь спрятаться в обманчивой темноте под веками от пронзительно-реальных ощущений происходящего, но чужой подчиняющий шепот вливается в ушки раскаленной тягучей смолой, пробуждает из, казалось бы, давно забитых светлыми воспоминаниями недобрые тени прошлого. Вязкие, зловонные запахи подворотни, тяжесть чужого тела, сковывающее ледяными кольцами бешено рвущееся из груди сердечко беспомощность. Поворот головы получается резким и отрывистым, как будто девчонку за остренький подбородок дернули чьи-то грубые пальцы, словно бы уставший ждать хаосит отвлекся от разоблачения тельца и исправил ситуацию с ее взглядом вручную – глаза Лэйтис распахнулись широко-широко, заблестели белками, повинуясь ломающему, вкручивающемуся в сознание голосу-приказу, прикипели к лицу Кейруша взглядом сейчас не карих, а словно черных зрачков.
Рыжая Лэйтис была не кроликом, а скорее белкой, но как оказалось – змеиная повадка ухмыляющегося хаосита действовала безупречно и в этом случае: больше всего сейчас она жаждет оторвать взгляд, зажмуриться, отвернуться и вжаться в мостовую глубже, но не может. Лезвие “гуляет” по мелко, неистово подрагиващему тельцу под мужчиной, открывая всеприсутствующую светло-шоколадную смуглость морского загара и тонкость телосложения, а она изо всех сил борется отнюдь не с этим: не отвечать! Не говорить! – Л…Лэй…т-тис… - Помимо воли шевелятся побелевшие от страха и напряжения губы, и именно в этот момент девчонка все-таки всхлипывает, стискивая мелко-мелко задрожавшие губы в плотную, тонкую линию.

Кейруш: Лэйтис: - Ты упорная… - похвала звучит издевкой, скрашенная смехом и нотками ядовитого сарказма. Одним лишь Богам известно, кто ведет речь сейчас: Кейн или Кейруш; кто из них стал рабом-марионеткой, а кто возымел власть, словно она тело легко доступной женщины. Слюни давно сделали целый кусок бороды мокрым, слипшимся как комок, и блестящие губы во тьме напоминают бледно-алые горячие угольки, как у снеговиков, которые очеловечивает дворовая ребятня. Он не берет её, о нет. Максимум – прижимает холодный кусок металла к промежности, когда ноги послушно застывают, перестают содрогаться, елозить пятками из стороны в сторону. Кейруш-Кейн проникает глубже, его соитие куда более интимное, тесное, болезненное и острое. Он дает ей кусочек себя, самую протухшую часть, стоит сказать. Словно хирург, разрезает скальпелем воли ткани сознания, чтобы поместить в него крохотную червоточинку.
-Лл-лэйтис-сс! - Аккуратные движения, точность и целеустремленность тонут в шипении низкого голоса, гортанно вибрирующего на гласных звуках. Разум девочки не разрушится, не размякнет как хлебный мякиш, вымоченный в мясном бульоне. Она будет мыслить, желать, чувствовать, но… рано или поздно сомнения станут терзать душу. Микроскопические трещинки разобьют привычный быт, и огненное желание будет испепелять. Ей захочется вернуться сюда, в подворотню, она будет искать того, кто сотворил с ней «это», жаждать встречи, но не мести… их незримая связь, которая вскоре взойдет в ней будет крепче чувств, эмоций и логики. Поначалу незаметная, она взойдет, станет грызть Лэйтис каждый день все настойчивее и сильнее. Но сие будет когда-нибудь, а сейчас… губы встречаются. Нежную кожу лица колют жесткие волосы бороды, несвежесть дыхание бьет в нос и омерзительно влажный поцелуй остается на её устах ощущением глубоко поразившей тело скверны.
Кейруш отрывается и его довольный, сытый оскал превращает физиономию в морду безумного беса, когда он продолжает смотреть на полуголое тело. Пальцы поглаживают костяшками щеку девчонки почти любя, с такой нежностью и чуткостью, на которую способен истинный безумец. Он медле-еенно поднимается на ноги, стягивая повод, на котором держался Кейн обратно…

Лэйтис: Лэйтис неподвижна - как будто все силы у нее ушли сейчас вместе с отстранившимся хаоситом, плотно смокнутые губы не дрогнули под его прощальным прикосновением, но какое все-таки Хаосу дело до положения тел? Она как замерла в какой-то момент рыже серой куколкой под мужчиной, так и не шевелилась - только редкие движения черных точек зрачков показывали, что его жертва все еще жива. Подавлена, разбита, буквально размазана мелким слоем чуткого сердечка и незлобивого характера по грязному снегу вокруг, но - живая. Вряд ли она поняла то, что сейчас произошло - слишком велик шок от случившегося, слишком раскрыт и перекопан разум, чтобы что-то ощутить настолько лишнее, и вязкая гнилость чужого проникновения в подсознание проходит на волне остальных ощущений до смешного - незаметно, уронившись куда-то в Лэйтис крошечным, цепким дурман-зерном будущей ядовитой поросли. Глубже чем в тело, дальше, чем в душу.
В жалко и вяло трепыхнувшуюся суть крошечной слушательницы Ветра, которая попыталась было отторгнуть прикосновение Хаоса и застыла вновь беспомощно и открыто. Лэйтис лежит и не шевелится, только когда дух Хаоса все-таки ослабляет свое прикосновение к ее разуму настолько, чтобы можно было закрыть глаза - опускаются золотистые ресницы. Да мелко, почти неуловимо подрагивают изодранные о снеговую поверхность пальчики.

Кейруш: Лэйтис: Ещё нескоро Гарп забудет яркий, щекочущий ноздри резкий аромат свежей крови, спустя часы ему будет казаться, как тепло тело под ним продолжает мелко бесноваться. Но все будет потом, останется в воспоминаниях, так как он уже уходит, пятится назад, словно не в силах оторвать темный, но в то же время такой разноцветный взгляд от женской фигуры. Она застынет на страницах памяти ярким образом трех цветов: алой крови, серебренного под луной снега и светло-светло-кофейной кожи. Довольно скоро освобожденное от тлетворного прикосновения Хаоса сознание Рыжей пробудит тело от каматоза. Возможно, она выживет, если найдет в себе силы остановить кровь, подняться с земли и доползти до дома… впрочем, слабые и не нужны Кейрушу. Сам же он ещё успеет слизать языком чужую влагу жизни с плоскости кинжала, будет жадно присасываться к стали губами и причмокивать ими ещё битый час. Довольный, удовлетворенный и удивительно спокойный как буйный после приема препаратов, убийца, маньяк и полнейший извращенец проложит путь до того места, в котором обосновался в первые дни жизни в этом чудесном городе.

Подпись автора

А вы тоже всегда путаете болевые точки с эрогенными зонами?