Джесра: День, довольно солнечный. Полуразрушенного здания тяжелый остов, никому не сдался сей кусок пространства в Бездне - ни крыши здесь, ни приюта, лишь запустение да разруха правят, да вечная борьба меж крысами и кошками идет. Сохранились стены образом, проемами окон ввалившимися, пустотой пространства внутри, что травой поросло сквозь фундамент бывший. На балке обрушенной, ведьма сидит, неспешно узелок на платочке вышитом алым и черным вяжет, тихо приговаривая. - Приди ко мне, славная, приди ко мне, покорная, поклонись, подчинись, лаской моей обманись, стань оружием верным, стань слугою примерным, расцвети под моими тенями, сойди с тропы дня, живи лишь для меня...- И негромок голос Джесры, ан нет - подхватывает его ветер, да словно уносит куда-то, слово за словом.

Ииска: И дрогнет ушко Ииски. От ветерка дуновения, от шелеста сказочного. От мягкого трепета, да от голоса сладкого. Слышала ! Вчера слушала. Вчера идти желала. Вчера еще стремилась на тропинку ту встать. Да только случай коварный ее и не пустил. Сейчас же не в объятии черного зверя, что в лапах своих удержал. Сейчас звенит бубенец коварный, что в тенях шастает, да разливается тоном серебряным по улочкам тайным. Мелькают глаза фиолетовые в прищуре. Загородила собой солнышко ясное, ореолом светлейшим над головушкой возвышается, да вот только поздно уже. Когтей скрежет, да забралась окончательно на стену. Устроилась там, аки кошка домашняя с ветром игралась. Из под лапы, да на пол, древо посыплется. А покорная уже и тело в движении быстром, да ловком изогнет. Спрыгнет. Задержится на колене одном, словно дань секундную преподнося, да и поднимется. Плечи расправит. Уши прижмет, да и поклонится так, что завидовать манерам многие будут.
К сердцу ладонь, вторую выпрямит, да не скупится на более низкий, нежели обычно. Для той, что шептала. Для той, что манила. Для той, что босой ночью игралась.

Джесра: Ведьма поднимает голову, от узелка, что на коленях затянула наконец туго. Ведьма - улыбается, ведьма - радуется, да такова ее улыбка ныне, что для Ииски и солнца теплее, и меда слаще, и воздуха пьянит больше. Смотрит на пришедшую ласково, смотрит насмешливо, смотрит довольно. Протянула руку тонкую, белую, указательным пальцем к себе поманила. - Пришла, услышала...Верно и впрямь сияет в тебе искра, что сгодится мне, что в тенях моих лучше раскроется, нежели в свете беспощадного дня. Иди ко мне, дитя дивное, иди ко мне, моя славница - дай взглянуть на тебя, дай рассмотреть как следует...Не бойся меня - али говорю с тобой неласково, али сердце тебе не шепчет о вере? - Словно серебряное воркование младенца звучит голос колдовской, опутывает нитями незримыми - манит, подталкивает, жаждет.

Ииска: И будет тот узелок, словно последний на поводке. Юная не шагнет, нет. Не опустится и не растратится на мелочные желания, да действия. Подлетит. Тенью уступчивой. Силуэтом мрачным. Фигуркою быстрой. Да в ноги к Ведьме кинется. Под ладонь ее нырнет макушкою, кошкой одомашненной. Что так уши и не посмеет поднять, но голос подать сможет. - Ваш глас слышала ночью прошлую. Не смогла прийти ! Остановили, не пустили ! Исправлюсь я. Что нужно - сделаю. Что надобно - принесу. И ночью не оставлю, покуда не прогоните. - Юная. Славная. С плескающимися крыльями мнимой свободы в глазах. Удерживали. Скрывали и не давали летать. Что днем, что ночью - держали. Вот длинные пальцы комкают ткань одежд Ведьмы, на коленях, да подле прибывает Ииска. Да в лик заглядывает заискивающе. Просит. Молит не слышно. Да только бы волю дали раскрыться.

Джесра: Ведьма смеется - негромко, неспешно, довольно. Опускает ладонь белую на волосы мягкие зверолюдки, поглаживает - ни дать ни взять, словно и верно кошку, к коленям ластящуюся, да не впример кошке иной преданностью сияющую, верностью, готовностью слово оброненное принять.
- Ах ты, славница моя, до чего хороша и разумна вышла...Не печалься о былом, что осталось за спиной, то быльем поросло, то не важно, то не стоит твоих тревог и печали...- Как мягка рука эта, как гладит умело, словно чувствует Ииску всю, словно угадывает безошибочно, где ласки недостача, где желаний трепет таится наибольший. Смеется Джесра, шипят довольно в синих глазах змейки.
- Будет у меня к тебе слово, будет и служба первая, условие испытующее, проверкою тебе для ума быстрого да ловкости кошачьей...Справишься - своей тебя назову, теням ночным открою, будешь мне любимицею, будешь мне отрадой взгляда...Хочешь, славница? Оплетет тебе воля моя шейку нежную, станет теплом объятий колдовских...

Ииска: И загорелась вся новыми желаниями. Новыми мечтами, да стремлениями. Аки дверку тайную показали, а ключиком перед мордочкой дразнятся. Дразнятся, да не дают. Не дают, так сама возьмет ! Из лапок вырвет, службою заветной. Службою верной. - Хочу. Желаю. И любимицей быть. И подле сидеть. И мягкостью слова одарена, да тенями вашими укрыта. Только слово оброните. Сторону я уже сама разыщу. - Ластится зверолюдка. Ластится мечтательница. Завороженно и заколдованно каждое шипение змеек ловит. Каждый изгиб губ жаждет. Сглотнула судорожно, вновь спинку выпрямила, да ближе к своей истязательнице льнет. Словно готовая уже сейчас шейку собственную подставлять, да когтями рвать иных, кто против будет. Отпустит ткань Ведьмы. Застынет изваянием. Да слушать внимательно станет. Не дай слово пропустит. Не дай улыбку не запомнит, да взгляд синий непокорный. Даже бубенчик, что к кончику хвоста привязан, в нетерпении зашелся. Перезвоном, да негодованием отдается.

Джесра: Запустила ведьма в шерстку темную обе ладони, на тыльную сторону одной перекинув платок с узелками, склонилась лицом белым к кошке нетерпеливой, старательной. Накинула на шейку тонкую платок, да вяжет узелок из концов, приговаривая при этом тихо, в глаза Ииске глядя неотрывно.
- Дам тебе зелье колдовское, порошок заветный. Сидеть будешь вечерами в таверне "Сказки Ведьмы", аль гулять если будешь - так на зов мой туда прибежишь, все сделаешь по слову моему тогда. Прокрадешься на кухню тихой тенью, да над солью и сахаром - колдовство мое рассыпешь тихо. И смотри же, чтоб никто не заметил тебя, чтоб как мара ночная скользнула, туда войдя и оттуда выйдя. Это первая моя тебе служба будет. - Затянулся один узелок на шейке кошки нежной, усмехнулась ведьма, к другому руки протянувши.
- Второю службою будет тебе найти в страже одного, волос русый, очи серые, с серебром арбалета ходит, капюшон не снимая, бездну своей считает дорогой. Дам я тебе иголку заветную, ядом укрытую - коснись его ею, подари подари страдание, подари боль да муку телесную, болезнь тяжелую. - Затянулся и второй узелок, в третий раз пальцы тонкие коснулись краев, последний увязывая.
- А на третий мой зарок, проверю хитрость твою да смекалку. Есть в граде дева одна, лицом светлая, волосом темная, к лесу близкая, птица ночная - запах тебе ее отдам, найдешь, не обманешься. Ходит с ней рядом воин лесной, близко к себе подпускает - обмани ее, заморочь ее, сделай так, чтоб своею рукою она крови его добыла, да тебе поднесла взамен. То мне на зелье иное сгодится...- Разгладила ведьма ладонями нить платка на шейке Иискиной, заглянула в глаза ей пытливо.
- Носить тебе платок сей, пока не сбудется по слову моему - а коль нет, так до скончания века. А выполнишь три службы моих - расплетуться узелки, спадет он к твоим ногам, возьми его в лапку - да приходи ко мне за лаской и наградою.

Ииска: Головку чудную приподнимает. Дается Ведьминым рукам. Покорно и тихо сидит, дожидается, когда ворожбу свою закончит, синеглазая. Да чуть не урчит Коша, под руками белесыми. Под ласками краткими. Ушами острыми играет, глаза жмурит. Кивает, что поняла свою задачу. И вновь играет бубенцом серебряным, мелодию дарит, что несомненно вторит словам зачарованным. - Сделаю. Обману. Отравлю. Зачарую. - Шепчем младая, да юная. А как закончит Ведьма узелки плести, так щекой успеет коснуться ее запястья. Проведет, заурчит наконец, да поднимется в рост свой весь. Не высока. зато гибка и быстра. С коготками острыми. Глазом метким, да движениями быстрыми. - Запах лишь дайте. Ленточкой сей укажите. - А после. Как только получит в ладошки свои - заветное, так и вовсе с места сорвется. По стене - вверх. От подоконника ногой оттолкнется, руками за края зацепится. Подтянется, да исчезнет в улочках переплетении. А пока еще тут.  А пока еще тут. С трепетанием крыльев носа, что втягивают аромат сей таинственный, запоминает. Искать позже будет.

Джесра: Улыбнулась ведьма, достала из юбок просторных узелок махонький, платочек заветный, протянула кошке. - Возьми, разумница моя, сохрани себе, мне уж без надобности оно - прядка волос там девичьих, птицы лесной, тебе нужной. - Выпустила из пальцев белых платочек, да сделала движение ладонями такое, словно отталкивает кошку от себя прочь. Смеется, ласкает взглядом колдовским, баюкает обещанием ласки будущей, тропинки сквозь силу и власть заманчивой. - Помни мои слова, дитя мое славное, а ныне же - ступай прочь, пока не упала ночь на земли сии. Ступай.

Ииска: Возьмет кулечек заветный. Да и уйдет хвостатая. Убежит по улочкам мерзким. Прочь и дальше. По крышам, как любила. Окутана в тишине, как могла. Да серебром звеня, из Бездны - вон. Раздумывать. Обдумывать. Требовать и исполнять. Так и скроется вовсе тельце младое за стенами домов. Растворится в потоке людском. Все. Тропинка новая открыта.

Подпись автора

А вы тоже всегда путаете болевые точки с эрогенными зонами?